The chestnut casts his flambeaux, and the flowers... The chestnut casts his flambeaux, and the flowers Stream from the hawthorn on the wind away, The doors clap to, the pane is blind with showers. Pass me the can, lad; there's an end of May.
There's one spoilt spring to scant our mortal lot, One season ruined of your little store. May will be fine next year as like as not: But ay, but then we shall be twenty-four.
We for a certainty are not the first Have sat in taverns while the tempest hurled Their hopeful plans to emptiness, and cursed Whatever brute and blackguard made the world.
It is in truth iniquity on high To cheat our sentenced souls of aught they crave, And mar the merriment as you and I Fare on our long fool's-errand to the grave.
Iniquity it is; but pass the can. My lad, no pair of kings our mothers bore; Our only portion is the estate of man: We want the moon, but we shall get no more.
If here to-day the cloud of thunder lours To-morrow it will hie on far behests; The flesh will grieve on other bones than ours Soon, and the soul will mourn in other breasts.
The troubles of our proud and angry dust Are from eternity, and shall not fail. Bear them we can, and if we can we must. Shoulder the sky, my lad, and drink your ale.
Трехсотый раз пишу несколько патетичных вводных предложений, но они ни к чему здесь. В городе Каунасе есть музей чертей. Все началось с частной коллекции литовского художника в начале 20-го века: так, он хотел собрать 13 инфернальных фигурок и успокоиться, но добрые люди все несли и несли к нему в дом своих собственных чертей. В итоге в 1966 году был открыт уже упомянутый музей. На сегодняшний день в нем находится более 3000 экземпляров дьяволят, фавнов, чертей и прочих дорогих нашему сердцу существ с рогами, копытами и хвостом.
Такое сокровище находится всего в 6 часах езды от Минска...
Недавно я искала это стихотворение, чтобы проверить, правильно ли я его помню, и наткнулась на другое, похожее.
В сумятице переезда Старый снимок Мне под ноги упал... Выцветший снимок. Ее лицо.
то, второе стихотворениеДруг мой открыл старый чемодан И вывалил книги кучею на пол. При неясном мерцанье свечи Он брал их в руки Одну за другой - Книги, запретные в нашей стране.
Наконец он нашел среди них Какой-то фотографический снимок, Протянул мне его: "Вот она!" - И, отойдя к окну, Стал насвистывать тихо. На снимке была молодая женщина. Я даже красивой ее не назвал бы.
Духовной жаждою томим, в посредственных комедиях Мэттью Макконахи влачился, и шестикрылый серафим на перепутье ему явился. И сообщил, что для ошеломительного успеха в кино нужно прекратить быть секс-символом, а во всех последующих фильмах играть с лицом, как у икон Андрея Рублёва.
Собственно, кино про то, что light is winning.Собственно, кино про то, что light is winning. Неплохой сюжет (воспитанный честным/добрым/ласковым, но погрязший в товарно-денежных отношениях адвокат обнаружил, что защищает Райана Филиппа мерзопакостного гада, и решил восстановить справедливость. И восстановил.). Хорошие актеры (кроме Райана Филиппа). Макконахи опять везут на каталке в светлое будущее в конце фильма. Для воскресного вечера, если тебе хочется прямого, как палка, фильма о торжестве добра, самое оно.
Один гениальный прием все же был. Когда герой Макконахи обнаружил, что с его подзащитным не все чисто, он полез ворошить прошлое — смотреть старые дела, хранившиеся в его квартире. В этот момент за его спиной в лучах света танцевали маленькие пылинки, слишком четкие, чтобы случайно оказаться в кадре. Такая незатейливая временная перспектива: между тем, кем ты хочешь быть, и тем, кем ты стал, лежит огромный пласт событий, уже погребенных под этой пылью.
"Ганнибала" могут не продлить на новый сезон, а ведь он становится все более и более интересным. Нет, миленьким. Дэвида Боуи в роли дяди Ганнибала мы, наверное, не дождемся, но и без него там все визуальными подарками завалено.
Уилл перестал быть эпилептиком и стал уверенным в себе. Теперь они с Ганнибалом оба вендиго, готовят вместе "мясо изящной двуногой свиньи" и много улыбаются.
Майкл Питт играет эксцентричного испорченного владельца свинофермы (точнее, корпорации свиноферм). Типаж актера таков, что он со своими пухлыми губами и порочным скучающим взглядом сам немного напоминает поросенка с милых детских иллюстраций. На своем месте парень.
Сюжетная динамика как таковая отсутствует, но появилось много постельных сцен (секс некрасивый, кстати, готовят еду они намного привлекательнее).
Для меня самым ценным подарочком сегодня стал вот какой момент: раз вы говорите, что я такая паскудина и кормлю всех человечиной, думает Ганнибал, сегодня я угощу вас поросенком! Правда, его тоже кормили человечиной...
Ну и, конечно, вся эта мистическо-психологическая чушь, мол, единение, тождество, неразрывность, первое причастие, первая охота. И даже первый секс, вот так!
Я узнала, что "Техасская резня бензопилой" — это не эвфемизм, а реально существующая серия фильмов. Более того, в одном из них засветился еще юный Мэттью Макконахи, да не просто "Кушать подано!" в мрачных реалиях малобюджетного триллера, а главную роль исполнил...
Писать можно много...Писать можно много, прежде всего о том, что в нашем испорченном "философией на скорую руку" мире любая некачественная вещь превращается в объект анализа и — что хуже — в объект искусства. Но я об этом никому не скажу.
Макконахи смешной, старается, не зная, что за игру в подобных декорациях (почему, кстати, у серийных убийц дома всегда такой бардак?) в 2014 году его будут превозносить. Рене Зеллвегер играет умную и отважную жертву, проходящую все этапы истязаний: вот и очки разбились, и белое платье виктимно-сексуально намокло в пруду, и тетка-союзница с красивой силиконовой грудью оказалась на стороне зла. Больше ничего особенно истязательного, в принципе, не произошло.
Во всем этом пылающем экшеном убожестве можно выделить три светлых момента. Во-первых, полное непротивление злу насилием главной героини. Наверное, сценарист недосмотрел, но со стороны выглядит как триумф интеллекта над хаосом: Рене Зеллвегер кричит на семейство каннибалов, а они теряются, начинают плакать, оправдываться и разбредаться в стороны.
Во-вторых, традиция изображать маньяков как мужчин с гротексным стремлением быть похожими на женщин говорит нам о том, что раньше мир был гораздо менее толерантным к трансвеститам и более демонизирующим зло. Сейчас зло умное и социально адаптированное (Декстер, Ганнибал, заговоры правительства, наконец), а раньше нам его подавали с элементами мистики. Потому и злодеи зачастую являются т.н. третьим полом, преодолевают естество и в мир реального не вписываются (напомним: в Индии трансвеститы/транссексуалы — хиджры — хоть и относятся к неприкасаемым, но выступают посредниками между человеком и божественным). Поэтому, наверное, так нестрашно смотреть сейчас все эти фильмы: таких маньяков не существует, это из области теории мифологии.
В-третьих, и это было весело, имел место внезапный прорыв белорусской ментальности в середине фильма. Героиня второстепенной важности, израненная и грязная, лежит на дороге. Мимо проезжает женщина-антагонист, видит жертву, останавливается, начинает бить ее палкой (лениво, но явно в воспитательных целях). Девушка стонет: "Не бейте, пожалуйста, не бейте больше!" "Ну ладно, — отвечает злодейская тетка, — тогда я поеду дальше, но скоро вернусь. А ты — не уползай!" И она не уползает.
В голове в последнее время располагается целая галерея образов — и все оказываются связаны друг с другом. Писать нудные тридцать тысяч предложений не хочется, а порадоваться, извлекая из чертога-как-его-там все, что со мной случилось, я всегда не против. Свой любимый фотоальбом ты носишь внутри.
Филипп де Монфакон (de Montfaucon - лучший друг Фаукульта, но что поделаешь, французского я не знаю, как это звучало в фильме, не помню) - французский аристократ, наследник древнего рода, обеспокоен состоянием своих виноградников.
Виноград не уродился, крестьяне недовольны, долг призывает его вернуться в родовое поместье.
Крестьяне уповают на барина.
Жена Филиппа, Катрин де Монфакон, очень любит мужа, даже больше, чем собственных детей. Поэтому в дальнейшем потеряет и того, и другихи первого, и вторых и его, и их.
Первая радость от фильма - красивые виды замка и его окрестностей)
Голуби и зеленые поля под палящим французским солнцем.
Катрин достаточно часто бегает по замку ночами в развевающейся ночной рубашке, чтобы заметить, что муж ее вовлечен в какие-то таинственные обряды, христианские примерно в той же степени, что и языческие.
Вторая радость от фильма - Дональд Плезенс в роли зловещего священника. О нем хочется сказать словами Нормана Дугласа: "как истый южанин, был закоренелым язычником в душе, отчего пользовался заслуженной любовью паствы".
Златоуст.
Вероятно, создатели фильма решили, что Нивен и Керр уже не так хороши, как в былые времена, и для привлечения внимания зрителей на сцену выходят Девид Хеммингс и Шарон Тейт.
Кристиан и Одиль де Каре - брат и сестра, живущие неподалеку от замка. Сюжетная функция этой парочки весьма расплывчата, но черт возьми, кого это волнует?))
Если я ничего не путаю, это не то первая, не то одна из первых ролей Шарон Тейт. Встречала в сети много хвалебных отзывов о ее игре в этом фильме, но лично мне она не нравится ни игрой своей, ни внешностью, и совсем была бы не к месту, если бы не оттеняла своей красотой Хеммингса. В свою очередь и Хеммингс здесь так хорош исключительно потому, что его персонаж предстает в удвоенном виде, в компании своего женского двойника. Одним словом, здесь количество явно переходит в качество))
А, ну и вот кадрик, представляющий нам ахуенный фанкаст "Невинных", разве что девочку заменить обратно на Памелу Франклин) А, ну девочку тут и не видно.
Так, это была третья прелесть фильма, неизбежные ассоциации с "Невинными" и с "Плетеным человеком" - это четвертая.
Сценарий ну никак нельзя причислить к сильным сторонам фильма, и если знать это заранее, то можно отвлечься от сюжета и любоваться лишь тем, КАК это снято и КЕМ это сыграно. А многие сцены здесь прекрасны и исполнены удивительной поэзии. Хорош и Нивен, с такой грациозностью склоняющийся перед необходимостью пожертвовать собой ради высших целей; хорош и Хеммингс, в роли его друга и палача. Сын де Монфакона, очарованный и очаровательный мальчик, будто живет какой-то параллельной, отдельной ото всех жизнью в своем сказочном мире.